Несколько лет тому назад одно французское издательство обратилось к
ряду известных людей - писателей, философов, людей искусства - с
просьбой написать небольшую книгу на тему: "Во что я верю". Большинство
этих людей верующие и при этом члены одной и той же Церкви -
Католической, то есть Церкви, меньше чем другие допускающей так
называемую "свободу мнений", и это значит в основном требующей
конформизма. И вот, несмотря на это, ответы опрошенных оказались
глубоко разными, и каждый из них читается с захватывающим интересом.
Одна и та же вера, преломляясь в личном опыте, в личном восприятии и
переживании, становится новой и личной, а вместе с тем не перестает
быть единой и общей.
Я заговорил об этом потому, что в наши дни очень часто говорят о
вере, о религии, о христианстве прежде всего в плане безличном,
объективном, догматическом. Не только враги религии, но и сами верующие
привыкли рассуждать о том, как и чему учит христианство, что и как
утверждают верующие. Между тем вера по самой природе и сущности своей
есть нечто глубоко личное, и только в личности и личном опыте она и
живет по-настоящему. Только тогда, когда то или иное учение Церкви, тот
или иной догмат, то есть утверждение некой истины, становится моей
верой и моим опытом и, следовательно, главным содержанием моей жизни,
только тогда вера эта живет.
Если вглядеться и вдуматься в то, как совершается передача веры от
одного человека к другому, то очевидным становится, что по-настоящему
убеждает, вдохновляет и обращает именно личный опыт. В христианстве же
это особенно важно потому, что христианская вера, на глубине своей,
есть личная встреча со Христом, принятие в конце концов не того или
иного учения или догмата о Христе, а Самого Христа. Христианство, иными
словами, предельно лично. Это совсем не значит, что оно
индивидуалистично, ибо встречают, узнают, любят люди Одного и Того же
Христа. Это значит, тем не менее, что Христос обращен к каждому, и
каждая вера, вера каждого, будучи укоренена в общей вере, вместе с тем
и единственна.
Напомнить же это важно, потому что в наши дни враги веры пытаются
свести спор о вере и о религии к какому-то научному спору, разбить
верующих научными аргументами. Если бы речь шла об объективно
познаваемом явлении природы, тогда, как в этом научном, лучше же
сказать, ложно-научном плане, все то, что утверждают христиане как
содержание своей веры, действительно недоказуемо. Для них, однако, оно
и не требует никаких доказательств. Ибо оно для них - в их опыте. Они
знают непосредственно реальность этого опыта, как знает человек в себе
реальность любви, восхищения, жалости, сострадания. А это значит, что
если веру нельзя доказать, то о ней можно рассказать.
Таким рассказом о вере, а не научной сводкой о фактах, является, в
сущности, и само Евангелие. Это передача теми, кто видели и слышали
Христа, и поверили Ему, и полюбили Его так, что Он стал их жизнью, -
передача ими именно своего опыта. И потому и остается Евангелие навеки
живым, потому-то и ударяет прямо в сердце, тогда как философские и
богословские трактаты так часто оставляют и ум и сердце холодными. И
что больше всего нужно нашему холодному и жестокому веку, это именно
живой рассказ о живой вере, передача не просто знаний, не просто
фактов, а самого опыта веры.
Пускай каждый из нас, верующих, знает твердо и несомненно, что, хотя
вера его слабая, недостаточная, хотя и к нему обращены слова Христа: "О
вы, маловерные" (Мф. 8:26), - все же, в лучшие минуты, есть у нас этот
опыт, единственный и ни с чем не сравнимый, ибо если не было бы его у
сотен людей до нас, откуда бы пришла к нам эта вера, почему бы мы
знали, что две тысячи лет назад произошло в мире событие, имеющее
непосредственное, решающее значение для нашей жизни сейчас? А ведь
именно в этом и состоит вера: в таинственной уверенности, что все то,
что сделал и сказал Христос, Он сделал для меня, сказал мне, что не
отделен Он от меня ни веками, ни пространством, ничем, кроме моего
маловерия, моего забвения, моих бесчисленных измен Ему.
Так вот, я хотел бы эти беседы посвятить вере, но не только в ее
объективном и, так сказать, богословском содержании, но прежде всего в
ее личном прорастании в душе. Что бы я ответил, если бы мне сказали:
что значит для вас Бог? Что, собственно, разумеете вы, когда
произносите это таинственное и одновременно такое знакомое и
повседневное слово? Кто для вас Христос? Вот, говорят христиане, что Он
умер за нас, что Он воскрес из мертвых, что в Нем побеждена смерть, вот
поют в ваших церквах: "И мертвый не един во гробе", - а вокруг нас
продолжает царствовать смерть. И что же все это значит, не на словах
только, не в ссылках ученых книг, что значит это в реальной и живой
жизни одного человека? Вы говорите о Церкви - в чем же ее смысл? Вы
говорите о Троице, о Духе Святом, о благодати и таинствах, о прощении
грехов, и за всеми этими словами ведь должен же стоять некий живой и
личный опыт, иначе что же они значат? А вместе с тем в нашем мире, так
далеко ушедшем от веры, так трудно прорваться к нему, к этому опыту,
так трудно по душам поговорить о нем. Так вот - попробуем.
За тридцать лет своего священства я понял, что самое трудное в мире
- это говорить о самом простом, о самом насущном, гораздо легче
излагать чужие мысли, ссылаться на чужой опыт, говорить чужими словами,
и так трудно - от сердца к сердцу. Так вот, в следующий раз попробуем
начать с начала всех начал - с Бога.
"Есть Бог", - говорит верующий;
"нет Бога", - говорит неверующий, но чем же наполнено, чем живет, чем
действует это слово во мне?..