[sternman]

Многие, услыхав все сказанное, могут смутиться духом и сказать: "Если так помышлять о себе, если так всегда себя засуживать, если отвергать всегда всякую в себе уверенность и нисколько не надеяться на свои добрые дела, то тогда точно впадешь в отчаяние, руки опустятся и не захочешь ничего делать". — Но нет! Это не так! — Как же тогда святые отцы, которые так уничижали себя в своих глазах, всю жизнь проливали слезы о душе своей и ни о чем не желали больше помышлять, как только о своем недостоинстве, — как же они не отчаивались, но прилагали труд к труду, не оставляли ни на минуту заботу о душе своей и никогда не теряли бодрости, решимости бороться до конца? Как же они при этом имели и внутренний духовный мир и радость духовную?

Хотя святые отцы в своих писаниях иногда и разъясняют этот вопрос, но все же умом постичь это невозможно, познается же это таинственное явление в душе мира и сладости при покаянии и самоосуждении только самой деятельной покаянной жизнью. Так же трудно объяснимо и само это признание своей греховности, почитание себя самыми негодными и недостойными грешниками теми из отцов, которые вели самую высокую подвижническую жизнь, постоянно внимая своему сердцу, стараясь во всем исполнять волю Божию. Так, авва Дорофей приводит такой рассказ: один старец весьма духовной жизни, по имени Зосима, беседовал с некоторым философом и говорил о грехах. Софист спросил: "Скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?" Старец не мог ответить, а только говорил: "Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным". Софист продолжал вопрошать, старец же недоумевал, как отвечать, и тогда авва Дорофей вступил в беседу и сказал философу: "Не то же ли самое бывает и в софистическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то по мере упражнения в оном врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле: душа приобрела навык постепенно и нечувствительно. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению и нельзя выразить это словом". Услышав это объяснение, авва Зосима очень обрадовался, подтвердив, что так оно и есть. Софист также остался доволен разъяснением [1].

Так и в отношении вышесказанного: то, что умом труднопостигаемо и как будто не совместимо одно с другим, на деле таинственно совмещается, дивно сочетается и действует душеспасительно. Этому учит сам опыт; каждый христианин, который вкусил хоть немного этой горечи покаяния и самоуничижения, испытал чувство печали о своей греховности, — тот обязательно заметил, что с ними чудно соединена глубокая внутренняя, мирная, тихая радость, надежда; тот заметил — как душа после таких приливов самоукорения, смирившись, преклонившись пред Богом, бывает милостиво утешена Им; как самоосуждение, признание себя окаяннейшим преступником, величайшим грешником, достойным адских мук, непостижимым образом в глубине сердца укрепляют упование на милость Божию. Когда мы сами себя искренно, из глубины души, осуждаем, окаяваем, то Сам Господь нас оправдывает и прощает, когда мы скорбим, тяжко вздыхаем о грехах своих, то Сам Он вселяет в сердца наши радость помилования.

"Печаль по Богу не ввергает человека в отчаяние, напротив того, утешает его, внушая ему: "Не бойся, снова прибегни к Богу; Он благ и милосерд; Он знает, что человек немощен, и помогает ему". Печаль по Богу приносит радость и утверждает человека в воле Божией" — говорит авва Исаия [2].

"Укоряйте себя, укоряйте свое немощное произволение... В обвинении себя найдете утешение. Обвините себя и осудите себя, а Бог вас оправдает и помилует..."

"У готовьтесь на скорби — и скорби облегчатся; откажитесь от утешения, и оно придет к тому, кто считает себя его недостойным..." — наставляет епископ Игнатий [3].

Также случается и противоположное сему: как человек, почитающий себя грешником, чуждым всего доброго, этим самоукорением и смирением приближается к Богу и утверждается в истинном добре; так и наоборот, — тот, кто считает себя ревностным и благочестивым христианином, способным на многие доброделания и подвиги, на самом деле далек от Бога и от истинного добра и часто бывает посмеян от демонов.

[1] Аввы Дорофея душеполезные поучения. Поучение 2, "О смиренномудрии", стр. 46.

[2] Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 200

[3] Епископ Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Письма 12, 18, стр. 20, 26.