|
Автор Папа Римский Бенедикт 16 | 21.12.07 00:21 (Хитов 7732)
Игнатий и следующее ему раннехристианское богословие опираются строго
на почву апостолькой проповеди, которую необходимо привести в качетве
третьего примера. Тесная связь между верой и «подражанием» апостолу, которое
происходит в «подражании» Иисусу Христу, характерно именно для проповеди
Павла. Особенно ясно это сформулировано в 1 Послании к Фессалоникийцам: «...Вы,
приняв от нас... так поступайте... ибо вы знаете, какие мы дали вам заповеди от
Господа Иисуса» (1 Фес 4:1-2). «Поступки» относятся к преданию, указания
которого происходят не откуда-то, а от Господа Иисуса; последующие мысли
текста не так твердо опираются на Декалог и специфицируют его по-христиански в
условиях особой ситуации фессалоникийской общины. Однако на это можно
возразить, что здесь, по сути, речь идет все же лишь о формальной интенции по
отношению к «благу», которая, безусловно, характерна для христианства. Однако
содержательный вопрос о том, в чем заключается это благо, решается как раз не
из собственно богословских источников, а каждый раз с позиций разума и эпохи.
И тогда, по-видимому, можно указать на Флп 4:8, подтверждающее это: «Наконец,
братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что
любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте».
Здесь речь идет о понятиях популярной философии, в которых совершенно ясно действительные критерии
блага предлагаются и для христиан как их собственное мерило. Однако здесь сразу
можно возразить, что далее в послании сказано: «Чему вы научились, что приняли
и слышали и видели во мне, то исполняйте» (4:9); можно указать на то, что
здесь, в конечном счете, толкуется 2:5: «В вас должны быть те же чувствования,
какие и во Христе Иисусе» — посредством чего вновь задается связь с
«чувствованиями» Иисуса как с содержательным мерилом христианского бытия,
которую мы видели у Игнатия. Однако исторически и по
сути необходимо пойти еще глубже. Безусловно верно, что Павел здесь, как и в
других местах, указывает на нравственное познание, которое пробудило совесть у
язычников, и что он в соответствии с основными тезисами, развитыми в Рим 2:15,
идентифицирует это познание с истинным законом Христа. Однако это не означает,
что здесь ке-ригма сводится к бессодержательному указанию на то, что в том или
ином случае считается хорошим с точки зрения разума. На это можно возразить,
указав два момента: прежде всего, такого «разума времени» вообще не было в
истории и никогда не будет. Павел встретился не с определенным «уровнем
знаний» о благе, который мог просто перенять, но с хаосом противоположных
позиций, размах которого можно продемонстрировать на примерах Эпикура и
Сенеки. Здесь можно было идти вперед не перенимая, но только решительно и
критически разделяя, так, чтобы христианская вера формировала по критериям
ветхозаветного предания и «чувствований Иисуса Христа» новые решения, которые
извне осуждались как «заговор», однако изнутри решительно сохранялись как
истинное «благо». С другой стороны, против упомянутого представления можно
возразить, что для Павла совесть и разум не переменные величины, говорящие
сегодня одно, а завтра другое; совесть проявляется в том, что она есть, именно через то, что она говорит
то же самое, что Бог открыл иудеям в слове Завета; совесть как таковая
обнаруживает постоянство и тем самым ведет необходимым образом к чувствованию
Иисуса Христа. Подлинная позиция апостола Павла, возможно, наиболее ясно
проявляется в первой главе Послания к Римлянам, где повторяется именно эта
связь этики с понятием Бога, которую мы только что обнаружили как характерную
для Ветхого Завета: ошибка в понимании Бога приводит к этической
несостоятельности языческого мира; обращение к Богу в Иисусе Христе идентично
обращению к пути Иисуса Христа. То же самое Павел пояснил в 1 Фес:
греховность язычников обусловлена незнанием Бога; воля Божья — «освящение»,
которое этически осознается именно в благовестии о благодати. Тот, кто верно
читает послания Павла, без труда увидит, что апостольское увещевание
представляет собой не морализирующую добавку, содержание которой может быть
изменено, но конкретное обозначение смысла веры и поэтому неразрывно связано с
ядром христианства. Апостол действительно следует в этом отношении только
примеру Иисуса, который в словах о включении в Царства Божье и исключении из
него неразрывно связал центральную тему своей проповеди с основными
нравственными решениями, которые следуют из этого образа Бога и глубоко
укоренены в нем.
|
|