Возьмем второй пример, на этот раз из истории ран­ней церкви, в котором вновь, как и в случае Декалога Израиля, речь идет о ядре: значение слов «христиа­нин» и «христианство» в эпоху возникновения церк­ви. Из Деян 11:26 мы знаем, что это название впервые было использовано по отношению к общине верующих в Антиохии.

Происхождение и начальное толкование этого на­звания спорны и при существующем положении дел с источниками не прояснятся. Тем не менее очевидно, что оно довольно быстро приобрело ирониче­ское звучание и что в римском праве это слово к тому же стало обозначать подлежащее наказанию преступ­ление: христиане — это члены заговорщического об­щества Христа, поэтому со времени Адриана потеп скпзИапит¹ объявлено уголовно наказуемым. Петерсон показал, что обвинения, которые, к примеру, выдвига­ют против христиан Светоний и Тацит, представляют собой неотъемлемую составляющую политической пропаганды «против действительных или мнимых за­говорщиков». Однако уже в сочинениях Игнатия Ан-тиохийского это опасное слово принято в качестве са­моназвания христиан, им даже гордятся и стараются достойно соответствовать ему. Что же происходит,

гли оскорбительное и к тому же уголовно наказуемое ппозвище сознательно принимается и сохраняется?

На это можно ответить двояко. У Игнатия подчер­кнутое богословие мученичества ведет прежде всего к принятию слова, которое как бы само в себе несет мученичество. Единство с Иисусом Христом, которое для него представляет вера, означает в глазах мира причастность к заговору, каравшемуся в то время смертью. Для Антиохийского епископа это внешний образ, в котором, однако, в определенной мере пред­восхищен, — конечно, совершенно иной — внутренний смысл: единство с Иисусом действительно делает при­частным Его смерти и — лишь таким образом — Его жизни⁹. Однако это означает: в представлении об об­щем заговоре христиан во главе со Христом верно то, что христиане перенимают не какую-то теорию в от­ношении Иисуса, но разделяют Его жизнь и смерть и по-своему повторяют их. «Посему, сделавшись Его уче­никами, научимся жить по-христиански». В этом отношении для сирийского епископа-мученика хрис­тианство в полной мере представляет собой «ортопраксию», так как означает подражание образу жизни Иисуса Христа. Но как выглядит это подражание? Это вопрос ведет ко второму шагу. Для язычника слово сктИапш означает заговорщика, которого политиче­ская пропаганда представляет как человека, характе­ризуемого ужасными flagitia (гнусностями), особенно «ненавистью по отношению к человеческому роду» и stuprum (развратом). В отличие от этого Игнатий ис­пользует игру слов, которая после его кончины еще долго будет фигурировать в христианской апологети­ке. В греческой фонетике слово сhгеstоs (= хороший) произносится с г как christos. Эту связь использует Иг­натий, когда предпосылает предложению «научимся жить по-христиански (christianismos)» слова «не будем же нечувствительны к Его благости {chrestotes, произно­сится christotes)». Заговор Christos'а. есть заговор для chrestos-бытия, заговор на благо. Еще столетие спустя Тертуллиан скажет: «Имя "христианин"... обозначает приятность или благость». Связь между понятием Бога и нравственной идеей, которую мы находим в Декалоге, повторяется в высшей степени утонченно и претенциозно в христианстве: христианское имя озна­чает единство со Христом и тем самым — готовность принять мученичество за благо. Христианство есть заговор ради блага — богословское и нравственное качество заключаются в имени и, еще глубже, в самом понятии христианства они нерасторжимо сплетены воедино.