В новозаветных теистах основной паранетический интерес и соответствующий акцент (в зависимости от интенсивности и частоты употребления) падает, в ос­новном, на общие и неконкретные оценки и предписания, которые в качестве ответа на эсхатологическую любовь во Христе требуют всецелой жертвы, приносимой из любви: такова двойная заповедь (ср. Мк 12:28-34 пар.) люб ей к Богу (или ко Христу) и - теснейшим образом связан­ная с ней - заповедь любви к ближнему. На пересечении вертикального и горизонтального уровней, раскрытых в двойной заповеди любви, находится подобающее целесооб разности и ситуации поведение, которое должно быть со­образно эсхатологическому времени и в нем - эсхатологи­ческой любви Бога и спасительному деянию Христа, так же как и особому состоянию крещенного.

Желающий отрицать универсальную обязательность перечисленных общих увещаний и императивов ноозаветных текстов, релятивизировал бы новозавет­ную весть о спасении, на которой основывается пара-неза: конец истории и мира бесповоротно начался в воплощении (ср. Ин 1:14-15) и в «единократнои» смерти Иисуса (ср. Рим 6:10, Евр 7:27; 9:12; 10:10); эсхатологичес­кое откровение любви Бога взывает к человеку и тре­бует от него любящего ответа.

а) Значительная часть новозаветных увещаний и требо­ваний призывает перед лицом наступления эсхатологи­ческого спасения - в спасительном деле Христа, а также в особом положении крещенного, ~ поступать с верой и лю­бовью согласно обстоятельствам и ситуации. Остальные предписывают в надежде, обусловленной близостью Цар­ства и парусии, всегда бодрствовать и быть готовыми.

Уже в благовестии Иисуса, как мы видели (см. выше), нравственное увещевание более мотивировано наступ­лением последних времен в спасительном обращении Бога к человеку в Иисусе (ср. Лк 11:20, Мф 18:23-34, Лк 7:36-47), чем близостью материального конца. Это безуслов­но для книг Павла, Иоанна и позднейших новозавет­ных авторов. Нравственный императив обоснован и мотивирован, в первую очередь, воспоминанием спа­сительного деяния Христа (ср. Флп 2:6, 1 Кор 14:7-8, 15, 2 Кор 8:9, Рим 12:1) и напоминанием о положении кре­щеного человека (см. Рим 6:1-23; 2 Кор 6:14-7:1; Кол 3:1 ел.; ср. 1 Петр 1:3-4, 11).

любовь к Богу. Это требование — высшая заповедь — при­тязает на абсолютную обязательность.

Уникальная и радикальная теоцентричность Иисуса в конечном счете обретает свою мотивацию из опыта абсолютного блага и абсолютного господства Бога; и одно, и другое становится очевидным в наступлении последних времен. После Пасхи спасительное слово Божье, требующее от человека ответа, особенно четко проявляется в смерти и воскресении Иисуса, поэтому у Павла, — конечно, не случайно — требование любви ко Христу (например, 1 Кор 16:22; 2 Кор 5:14сл.; Рим 14:7сл.; ср. Еф 6:24) звучит чаще, чем требование любви к Богу (недвусмысленно в 1 Кор 2:9; 8:3; Рим 8:28). Требование абсолютного самопожертвования, выраженное по-разному в новозаветных текстах, представляет собой спектр всех нравственных предписаний Нового Завета.

Однако особенно часто в новозаветных текстах встреча­ется — также по-разному сформулированная — заповедь любви к ближнему, или заповедь братской любви, с указани­ем на образ действий Сына Божьего (например, Флп 2:бел.; 2 Кор 8:9 и др.), или любви Божьей (см. 1 Ин 4:11 и др.). Заповедь любви притязает на то, чтобы быть «законом Христа» (Гал 6:2), «новой заповедью» (Ин 13:34; 15:12; 1 Ин 2:7-8), и тем самым обязывает к исполнению, хотя и остается пока, в любом случае, общей и неопределенной.

заповеди любви «обобщается» (ср. Рим 13:8сл.), «ис-олняется» ветхозаветный закон (Гал 5:14), т.е. «заклю­чается» и «утверждается» в ней (ср. Мф 7:12; 22:40). Та-м образом, заповедь любви так же истинна и так же условна, как Тора Моисея, как видно из самих сло-очетаний «закон Христов», «новая заповедь», хотя сь понятие закона парадоксальным образом пре­йдено и, значит, разрушено до основания (так же,

как и в образе действий «Сына» Его уничиженная и умалившаяся любовь превосходит китапит и «закон­ность»; см. выше).