В новозаветных
теистах основной паранетический интерес
и соответствующий акцент (в зависимости от интенсивности и частоты употребления) падает, в основном, на общие и неконкретные оценки и
предписания, которые в качестве
ответа на эсхатологическую любовь во
Христе требуют всецелой жертвы, приносимой из любви: такова двойная заповедь (ср. Мк 12:28-34
пар.) люб ей к Богу (или ко Христу) и
- теснейшим образом связанная
с ней - заповедь любви к ближнему. На пересечении вертикального и горизонтального уровней, раскрытых
в двойной заповеди любви, находится
подобающее целесооб разности и
ситуации поведение, которое должно быть сообразно эсхатологическому времени и в нем - эсхатологической любви Бога и спасительному деянию Христа,
так же как и особому состоянию
крещенного.
Желающий отрицать универсальную обязательность
перечисленных общих увещаний и императивов ноозаветных текстов, релятивизировал бы
новозаветную весть о спасении, на которой основывается пара-неза: конец
истории и мира бесповоротно начался в воплощении (ср. Ин 1:14-15) и в
«единократнои» смерти Иисуса (ср. Рим 6:10, Евр 7:27; 9:12; 10:10);
эсхатологическое откровение любви Бога взывает к человеку и требует от него
любящего ответа.
а) Значительная часть новозаветных увещаний и
требований призывает перед лицом наступления эсхатологического спасения - в спасительном деле Христа, а также в особом положении крещенного, ~ поступать с верой
и любовью согласно обстоятельствам
и ситуации. Остальные предписывают в надежде, обусловленной близостью Царства и парусии, всегда бодрствовать и быть
готовыми.
Уже в благовестии
Иисуса, как мы видели (см. выше), нравственное увещевание более мотивировано
наступлением последних времен в спасительном обращении Бога к человеку в Иисусе (ср. Лк 11:20, Мф 18:23-34, Лк 7:36-47),
чем близостью материального конца. Это безусловно для книг Павла, Иоанна и
позднейших новозаветных авторов. Нравственный императив обоснован и мотивирован,
в первую очередь, воспоминанием спасительного деяния Христа (ср. Флп 2:6, 1
Кор 14:7-8, 15, 2 Кор 8:9, Рим 12:1) и напоминанием о положении крещеного человека (см. Рим 6:1-23; 2 Кор 6:14-7:1;
Кол 3:1 ел.; ср. 1 Петр 1:3-4, 11).
б) Душа всех тео-логически/эсхато-логически
ориентированных увещеваний и
требований — любовь, которая эсхатологической любви Бога отвечает на вертикальном и
горизонтальном уровнях, т.
е., будучи упорядоченной воплощением Христа, видит Бога в ближнем и ближнего — в Боге. Главное требование, облеченное в Новом Завете в
разную словесную оболочку,
представляет собой призыв полностью отдать себя в жертву; этого требует любовь ко Христу
любовь к Богу. Это требование — высшая заповедь — притязает на
абсолютную обязательность.
Уникальная и радикальная
теоцентричность Иисуса в конечном счете обретает свою мотивацию из опыта
абсолютного блага и абсолютного господства Бога; и одно, и другое становится
очевидным в наступлении последних времен. После Пасхи спасительное слово Божье,
требующее от человека ответа, особенно четко проявляется в смерти и воскресении
Иисуса, поэтому у Павла, — конечно, не случайно — требование любви ко Христу (например, 1 Кор 16:22; 2 Кор 5:14сл.; Рим
14:7сл.; ср. Еф 6:24) звучит чаще, чем требование любви к Богу
(недвусмысленно в 1 Кор 2:9; 8:3; Рим 8:28). Требование абсолютного
самопожертвования, выраженное по-разному в новозаветных текстах, представляет
собой спектр всех нравственных предписаний Нового Завета.
Однако особенно часто в новозаветных текстах
встречается — также по-разному
сформулированная — заповедь любви к ближнему, или заповедь братской любви, с
указанием на образ действий Сына Божьего (например, Флп 2:бел.; 2 Кор 8:9 и др.), или любви Божьей (см. 1 Ин 4:11
и др.). Заповедь любви притязает на
то, чтобы быть «законом Христа» (Гал
6:2), «новой заповедью» (Ин 13:34; 15:12; 1 Ин 2:7-8), и тем самым обязывает к исполнению, хотя и остается пока, в любом случае, общей и
неопределенной.
заповеди
любви «обобщается» (ср. Рим 13:8сл.), «ис-олняется» ветхозаветный закон (Гал
5:14), т.е. «заключается» и «утверждается» в ней (ср. Мф 7:12; 22:40). Та-м
образом, заповедь любви так же истинна и так же условна, как Тора Моисея, как
видно из самих сло-очетаний «закон Христов», «новая заповедь», хотя сь понятие
закона парадоксальным образом прейдено и, значит, разрушено до основания (так
же,
как и в образе действий «Сына» Его
уничиженная и умалившаяся любовь превосходит китапит и
«законность»; см. выше).